Василий Осипович Ключевский, вероятно, самый популярный русский историк. Его мало кто читал, но многие цитируют сакраментальное: «История ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков» . Немалая часть величия Ключевского заключается в способности облекать самые сложные идеи в краткие и хлесткие афоризмы. Если Карамзин был Пушкиным русской историографии, недосягаемым в своей прекрасности; Соловьев — ее Толстым, обстоятельным и монументальным; то Ключевский был Чеховым — метким, парадоксальным, часто желчным, умеющим одной крохотной деталью сказать вообще все.

Тем обиднее, что Ключевский так и не написал собственной «Истории России» — при его дарованиях это была бы книга, выдающаяся не только в научном, но и в литературном отношении, этакий пандан к Карамзину. Но обобщающим трудом Ключевского стало издание его курса лекций по русской истории, подготовленное по собственным планам и заметкам, а также по студенческим конспектам. Оно выходило с 1904 года, в эпоху буйного цветения русской науки и культуры, среди политического смятения и всеобщего переосмысления ценностей.

Как и его учитель Сергей Соловьев, Ключевский был разночинцем, который достиг высокого положения и громадного авторитета в обществе своими научными занятиями. Сходство с Чеховым усугублялось его простонародным провинциальным происхождением и самоощущением человека, который всего добился сам. Ключевскому ничего в жизни не досталось даром, он знал цену труду, деньгам, славе, и те, кто относился к этим вещам слишком легко, его раздражали. В поздние годы, уже в XX веке, он был живой легендой, оплотом здравомыслия, свойственного предыдущему столетию; послушать его — поджарого, бодрого ехидного старика — набивались полные аудитории. Он до конца дней своих живо интересовался не только историей, но и текущей политикой, настаивал, что политика — это «прикладная история». Короче говоря, это был настоящий старорежимный русский интеллигент, хотя он сам, наверное, обиделся бы на такое определение — русскую интеллигенцию, мнящую себя солью земли, он презирал.

Отец Ключевского, Иосиф (Осип) Васильевич, был священником в селе Воскресеновке Пензенской губернии. В его приходской школе будущий историк и начал свое образование. В 1850 году отец умер. Полунищая семья перебралась в Пензу. Там Ключевский в 1856 году (пятнадцати лет от роду) поступил в духовную семинарию — выходцам из поповских семей полагалось тоже становиться попами. Он был одним из лучших учеников. Зарабатывал на жизнь репетиторством. Наконец решил связать жизнь не с церковью, а с наукой, отчислился из семинарии — и в 1861 году, взяв денег у дяди, поехал в Москву поступать в университет на историко-филологический факультет.

Время было захватывающее. Московский университет, и историко-филологический факультет в частности, переживал расцвет. Ключевский слушал лекции (декана факультета) по русской истории, Федора Буслаева — по древнерусской словесности, Николая Тихонравова — по истории русской литературы, Памфила Юркевича — по истории философии, Бориса Чичерина — по истории русского права. Все это были крупнейшие специалисты в своих областях, основатели собственных научных школ и вообще настоящие звезды. Кроме того, в том самом 1861 году, когда началась московская студенческая жизнь Ключевского, свершилась долгожданная «крестьянская реформа» — отменили крепостное право.

Московское разночинное студенчество, к которому принадлежал и Ключевский, было едва ли не главным рассадником радикальных политических идей.

Дмитрия Каракозова, одного из первых русских революционеров-террористов (пытался застрелить царя Александра II в 1866 году), Ключевский лично знал еще по Пензе — был репетитором у его брата. Впрочем, сам Ключевский к политическому движению не примкнул, предпочтя студенческой вольнице учебу. Его кумирами были не революционные трибуны вроде Николая Чернышевского, чрезвычайно популярного у молодежи 1860-х годов, а университетские профессора. Ключевский на всю жизнь остался умеренным либералом: сочувствуя многим новым политическим веяниям, веря в благотворность наступающего в России капитализма, всячески подчеркивая связь занятий отечественной историей с гражданственностью, он был категорическим противником любого радикализма и любых потрясений.

Поначалу Ключевский считал себя скорее филологом, чем историком, и находился под большим влиянием профессора Федора Буслаева (кстати, тоже уроженца Пензы). Этот ученый в 1858 году издал первую «Историческую грамматику русского языка», а в 1861-м — «Исторические очерки русской народной словесности и искусства», в которых доискивался первоисточников «блуждающих» мифов индоевропейских народов (прежде всего германцев и славян). Однако в конечном итоге Ключевский переключился на историю, и свою дипломную работу в 1865 году он писал по совершенно исторической теме «Сказания иностранцев о Московском государстве». После защиты диплома 24-летний Ключевский по представлению Соловьева остался при кафедре русской истории для подготовки к профессорскому званию. А дипломная работа была издана университетской типографией в следующем году и стала первой печатной работой молодого ученого.

Соловьев, у которого в разгаре была работа над «Историей России с древнейших времен», поручал самым способным своим ученикам специальные исследования, материалами которых впоследствии пользовался в своем капитальном труде. В частности, Ключевский стал разрабатывать для него тему монастырского землепользования. Звучит ужасно скучно, но сюжет вообще-то крайне любопытный. Важнейшие русские монастыри, такие как Кирилло-Белозерский или Соловецкий, возникали на диких окраинах обитаемого мира как убежища отшельников, но со временем становились хозяйственными центрами и форпостами цивилизации. Такая «монастырская колонизация» сыграла немаловажную роль в расширении русского культурного и хозяйственного ареала. Этому Ключевский посвятил свою следующую опубликованную работу под малообещающим названием «Хозяйственная деятельность Соловецкого монастыря в Беломорском крае» (1867).

Занятия историей монастырей привели Ключевского к пристальному изучению житий святых — основателей и насельников монастырей. Исследованию их как исторического источника была посвящена его магистерская диссертация, защищенная в 1871 году. Ключевский рассчитывал найти в житиях то, чего недоставало в летописях, — бытовых подробностей, сведений о хозяйстве, о нравах и обычаях. Исследовав их несколько тысяч, он пришел к выводу, что они — не биографии, как иконы — не портреты; они пишутся не затем, чтобы рассказать нечто о конкретном человеке, а затем, чтобы дать образец праведной жизни; все жития представляют собой, по сути, вариации одного и того же текста, почти не содержат конкретных исторических деталей и потому историческим источником служить не могут. Как источниковедческое исследование эта работа была безупречна, и Ключевский получил звание магистра истории, но собственно историческими результатами работы над житиями он был разочарован.

Звание магистра давало Ключевскому право преподавать в высших учебных заведениях. Самую престижную кафедру русской истории — университетскую — по-прежнему занимал Соловьев. Зато он уступил ученику место преподавателя истории в Александровском военном училище. Кроме того, Ключевский преподавал в таком консервативном заведении как Московская духовная академия и таком либеральном как Высшие женские курсы. Последние были частной затеей Владимира Герье, приятеля Ключевского, тоже историка. Женщин тогда в университеты не принимали — разве что изредка допускали в качестве вольнослушательниц, то есть позволяли учиться, но не давали дипломов. Характерный пример тогдашнего интеллигентского либерализма: Буслаев, Тихонравов и многие другие крупнейшие профессора Московского университета одновременно преподавали и на Женских курсах.

Впрочем, широта взглядов Ключевского по «женскому вопросу» имела известные пределы. Его записные книжки полны весьма едких замечаний по адресу женщин. Например:

«Дамы только тем и обнаруживают в себе присутствие ума, что часто сходят с него».

В 1879 году умер Соловьев, и 38-летний Ключевский стал его преемником на кафедре русской истории Московского университета — в отсутствие придворного историографа (звание не присуждалось после смерти Карамзина) это была фактически главная должность в отечественной исторической науке.

Время, когда Ключевский заступил на эту почетную должность, — это уже не эйфорическое время «Великих реформ». В 1881 году террористы-«народовольцы» убили императора Александра II. Сменивший его Александр III, потрясенный страшной смертью отца (тому взрывом оторвало ноги), принялся «закручивать гайки». Относительно либеральных министров и царских советников, идеологов «Великих реформ» и их последователей — Дмитрия Милютина, Михаила Лорис-Меликова, Дмитрия Замятнина, — сменили отменные мракобесы во главе с обер-прокурором Святейшего Синода Константином Победоносцевым.

В числе прочих «контрреформ» этих деятелей был новый университетский устав 1884 года, который вводил в университетах дисциплину почти казарменную; «циркуляр о кухаркиных детях» 1887 года, рекомендовавший не принимать в гимназии и прогимназии «детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, детям коих, за исключением разве одаренных гениальными способностями, вовсе не следует стремиться к среднему и высшему образованию»; и закрытие Высших женских курсов в 1888 году (прощальную речь говорил Ключевский, и в ней он провозгласил «веру в ум и сердце русской женщины»). Победоносцев без обиняков говорил, что эти и другие его меры призваны законсервировать сословную структуру общества и вообще «подморозить Россию». Боялись революции.

Ключевский первым из профессоров русской истории отказался от хронологического изложения событий, предоставляя студентам осваивать общую «сюжетную канву» по учебникам или по тем же 29 томам Соловьева. В своих лекциях он анализировал и строил концепции.

Что касается теоретических основ, Ключевский всю жизнь оставался верным последователем своих учителей Сергея Соловьева и Бориса Чичерина. Говоря штампами XIX века, он был гегельянцем, западником и представителем «государственной», или «юридической» историографической школы. Это означает, собственно говоря, довольно простой набор базовых убеждений. Во-первых, всемирная история — это единый процесс, в котором разные народы, жившие в разное время, участвуют в разной степени. Локомотивом всемирной истории является Европа. Россия — часть Европы, но, в силу географических особенностей и проистекающих из этого особенностей исторического развития, весьма своеобразная. Во-вторых, ведущей силой исторического развития является государство: оно сплачивает народ, направляет его к общей цели и дает средства ее достижения, делает народ участником всемирно-исторического процесса. Государство рождается из «кристаллизации» родовых отношений в обширном правящем семействе.

В первооснове этих представлений — гегельянство с его идеей всемирной истории как поступательного процесса развития мировой цивилизации (в понятиях самого Гегеля, создания Мировым разумом совершенного государства). Этой привычной исторической философии во второй половине XIX века немецкий мыслитель Генрих Рюккерт, а чуть позже — русский Николай Данилевский противопоставили подход, который мы теперь называем цивилизационным. Его исходный постулат: никакого единого всемирно-исторического процесса нет, отдельные «естественные группы» людей живут каждая своей, обособленной исторической жизнью. Эти группы Данилевский называет «культурно-историческими типами», а мы, вслед за британским историком Арнольдом Тойнби (работавшим уже в ХХ веке), — цивилизациями. Таких «типов» Данилевский насчитывает десять, и Запад («германо-романский тип») — лишь один из них, ныне временно доминирующий. Россию Данилевский относит к новому, еще только нарождающемуся — и, само собой, самому совершенному — славянскому культурно-историческому типу.

Данилевский не был профессиональным историком. По образованию он был ботаник, по призванию — публицист. Его концепция, в отличие от более поздних и гораздо более строгих цивилизационистских построений того же Тойнби, была, собственно говоря, не исторической, а скорее политической — это была программа панславизма, объединения под эгидой России всех славянских народов в противопоставлении их Западу, который, разумеется, вырождается и вот-вот погибнет.

В этом было много обиды на Европу после унизительного поражения в Крымской войне, с которого началась для России вторая половина XIX века.

И кстати сказать, идеи Данилевского при его жизни (он умер в 1885 году) большой популярностью не пользовались — его считали просто очередным славянофилом. Мы упоминаем его здесь лишь потому, что цивилизационный подход пользуется немалой популярностью в наше время.

Как бы там ни было, вопрос, существует ли вообще всемирная история как единый поступательный процесс, был во второй половине XIX века не праздным. Как уже было сказано, Ключевский, вместе со всем русским профессиональным историческим сообществом своего времени, считал, что существует.

Специализацией Ключевского была социальная и экономическая история Московской Руси (преимущественно XVI-XVII веков). Его докторская диссертация, защищенная в 1882 году, была посвящена Боярской думе как «маховому колесу древнерусской администрации». Сам ученый причислял себя к «социологическому направлению» исторической науки — учению о «многообразных и изменчивых счастливых или неудачных сочетаниях внешних и внутренних условий развития, какие складываются в известных странах для того или другого народа на более или менее продолжительное время». Из этого учения, как надеялся Ключевский, со временем должна выработаться «наука об общих законах строения человеческих обществ, приложимых независимо от преходящих местных условий».

Плоды занятий Ключевского исторической социологией — «Происхождение крепостного права в России» (1885), «Подушная подать и отмена холопства в России» (1886), «Состав представительства на земских соборах Древней Руси» (1890). Помимо общего курса русской истории, он читал специальные курсы по истории сословий и истории права, ежегодно вел семинары по отдельным письменным памятникам, преимущественно юридическим (в 1880/1881 учебном году — по «Русской правде» и Псковской судной грамоте, в 1881/1882-м — по Судебнику Ивана Грозного, в 1887/1888-м — по договорам Олега и Игоря с Византией, сохранившимся в составе Начальной летописи).

Будучи экономическим историком, Ключевский обращал внимание на взаимоотношения людей не только между собой, но и с окружающей средой. В этом аспекте основным фактором русской истории он считает освоение земли, непрестанную экспансию: «История России — это история страны, которая колонизируется». На Западе германское племя франков завоевывает римскую провинцию Галлия — получается Франция; на Восточноевропейской же равнине, а затем в Сибири и Азии, восточные славяне расселяются широко, без масштабных конфликтов подчиняя или ассимилируя малочисленные, рассеянные местные племена.

Периоды русской истории по Ключевскому — это этапы колонизации. Причем для каждого этапа характерны особые формы политического и экономического быта, связанные главным образом с приспособлением к осваиваемой территории: «Русь Днепровская — городовая, торговая» (Киевская Русь VIII-XIII веков), «Русь Верхневолжская — удельно-княжеская, вольно-земледельческая» (XIII-XV века), «Русь Московская — царско-боярская, военно-землевладельческая» (XV-XVII века) и «Россия императорско-дворянская, крепостническая».

В то самое время, когда Ключевский читал студентам Московского университета лекции о решающем значении колонизации в истории России, в Университете Висконсина к аналогичным выводам относительно американской истории пришел Фредерик Джексон Тернер. В 1893 году 32-летний профессор Тернер опубликовал пространную исследовательскую статью под названием «Значение фронтира в американской истории», в которой доказывал, что специфика американских социальных, политических и экономических институтов объясняется существованием Дикого Запада. На протяжении всего XIX века американцы не знали дефицита земли: любой, кому не находилось места в цивилизованных штатах на востоке страны, мог отправиться на запад, на фронтир. Там были свои законы, там царило право сильного, там не было бытовых удобств, но там была свобода и почти неограниченные возможности. Все новые и новые волны колонизаторов, осваивая западные леса и прерии, отодвигали фронтир все дальше и дальше на запад, все ближе к Тихому океану.

Понятное дело, что столетняя история американской колонизации Дикого Запада и тысячелетняя история славянской колонизации Восточноевропейской равнины и Сибири — явления разных порядков, но типологическое сходство примечательно. И тем более примечательно, какие разные последствия имели эти процессы: в Америке, по Тернеру, освоение фронтира выковало в народе индивидуалистический, независимый, агрессивный дух; тогда как в России, по Ключевскому, именно непрестанная колонизация привела к тому, что крепостное право стало краеугольным камнем государства. Приветствуя крестьянскую реформу 1861 года, Ключевский рассчитывал, что теперь освоение Сибири приобретет такой же предпринимательский характер, как освоение американского Дикого Запада. Нечто подобное воображал себе и премьер-министр Петр Столыпин, когда в 1906 году, в ходе аграрной реформы, стал заманивать крестьян в Сибирь бесплатной землей и свободой от сельской общины.

Соловьев, прослеживая становление русской государственности и считая петровские преобразования завершением этого многовекового процесса, испытывал большие трудности при написании истории России XVIII века (начиная с 18-го тома): его повествование лишилось стержня, организующей идеи. «Колонизационная» теория Ключевского работает и для XVIII-го, и для XIX-го, и даже для ХХ века: в нее прекрасно вписываются, скажем, освоение целины в 1950-е годы и превращение Западносибирской нефтегазоносной провинции в фундамент советской и российской экономики, начиная с 1960-х.

В 1887-1889 годах Ключевский был деканом историко-филологического факультета и проректором Московского университета. В 1893-1895 годах в качестве домашнего преподавателя читал курс всеобщей и отечественной истории великому князю Георгию Александровичу, сыну императора Александра III и младшему брату наследника престола Николая Александровича (будущего Николая II). Привлекать ведущих профессоров к обучению царских детей было обычным делом: Буслаев, Соловьев и другие учителя Ключевского одновременно преподавали цесаревичу Николаю Александровичу (он умер в 1864 году, после чего наследником престола стал Александр Александрович, будущий Александр III). С Георгием Александровичем ситуация осложнялась тем, что он болел чахоткой и, по рекомендации врачей, жил на грузинском курорте Абастумани, так что Ключевскому пришлось провести там два учебных года. Его подготовительные конспекты для лекций по истории Европы после Французской революции и по истории России от Екатерины II до Александра II изданы в 1983 году под заглавием «Абастуманские чтения».

У Ключевского, как у всякого русского либерального интеллигента, были сложные отношения с властью.

С одной стороны, он состоял на государевой службе в Императорском Московском университете, учил царских детей, а с 1893 года — еще и председателем Московского общества истории и древностей российских, уважаемой научной организации, пользующейся покровительством царской семьи. С другой стороны, будучи разночинцем, выходцем из социальных низов, он не мог сочувствовать крайне консервативной, антидемократической политике Александра III, его подозрительности по отношению к профессуре и студенчеству как разносчикам «опасного вольнодумства». С третьей стороны, революционный террор «Народной воли» и других подобных радикальных организаций Ключевского ужасал.

В 1894 году на заседании Общества истории и древностей российских Ключевский произнес речь «Памяти в Бозе почившего государя императора Александра III». Нормальный дежурно-верноподданнический некролог, такие произносились тогда едва ли не на каждом публичном собрании. Даже сам жанр речи, не говоря уж о ее статусе, не предполагал сколько-нибудь серьезного обсуждения личности и наследия умершего императора. Тем не менее на ближайшей после заседания лекции в университете Ключевский впервые в своей карьере услышал из аудитории свист.

Ключевский не сдавался. В 1904 году он произнес прочувствованную речь по случаю 25-летия со дня смерти своего учителя Сергея Соловьева, и в ней, говоря о значении занятий историей, между прочим заметил по поводу отмены крепостного права и реализации этого решения: «Любуясь, как реформа преображала русскую старину, не доглядели, как русская старина преображала реформу». Он и в «контрреформах», и в откровенном низовом саботаже дела освобождения крестьян видел не просто вредительство чиновников и бывших помещиков, лишенных привычных вековых привилегий, — он видел в этом продолжение развития общественных сил, которые после царского манифеста 1861 года никуда не делись. Как ни крути, затронуты кровные интересы могущественного класса людей, — как к ним ни относись, просто игнорировать их нельзя. Радикалы в такой позиции видели соглашательство.

Официальной вершины своей научной карьеры — звания ординарного академика — Ключевский достиг в 1900 году, будучи 59 лет от роду. В 1905 году, вскоре после той самой речи памяти Соловьева с рассуждением о том, как «старина преображала реформу», разразилась Первая русская революция. Не на шутку перепуганное правительство и император Николай II поспешили провозгласить демократизацию политической системы и в феврале 1905 года пообещали учредить парламент — Государственную Думу. В Петергофе начались совещания по поводу того, как бы это половчее сделать. Ключевского пригласили на них в качестве эксперта по народному представительству — в конце концов, среди его крупнейших научных достижений было исследование социального состава и функционирования Боярской думы и земских соборов (которые, впрочем, как установил Ключевский, были не органами народного представительства, а соответственно сословной административной структурой и формой совещания верховной власти со своими агентами на местах).

Проект Думы как законосовещательного органа, выборы в который не были ни прямыми, ни всеобщими, ни равными, не устроил никого. В октябре началась всероссийская забастовка, которая вынудила Николая II пойти на новые уступки: манифестом от 17 октября он провозгласил дарование России базовых гражданских свобод (в том числе свободу слова, собраний и объединения в политические партии), а также учреждение Думы на принципах всеобщих выборов.

Государственный совет из фактически не работающего законосовещательного органа при царе превратился в верхнюю палату парламента. Половину его членов назначал император, вторую половину избирали по куриям: от православного духовенства, от дворянских собраний, от губернских земских собраний (местных органов самоуправления), от деловых общественных организаций. И была еще «академическая курия», избиравшая шестерых членов Государственного совета «от Академии наук и университетов». В апреле 1906 года Ключевский вошел в число этих шестерых, но тут же отказался от этой чести, поскольку из-за специфической процедуры избрания не чувствовал должной независимости. Вместо этого он решил баллотироваться в Государственную Думу (туда выборы были прямыми) от либеральной Конституционно-демократической партии, возглавляемой его учеником Павлом Милюковым (про него мы подробнее расскажем в следующий раз).

Но выборы Ключевский провалил, и этим закончилось его недолгое и неудачное хождение в политику.

Ключевский умер в 1911 году, будучи 70 лет от роду. Созданная им в Московском университете историографическая школа, отдающая приоритет изучению социально-экономических отношений, определяла мейнстрим русской исторической науки вплоть до утверждения марксистского учения в качестве «единственно верного», и даже после этого, под названием «буржуазного экономизма», являлась точкой отсчета для советских исследователей: они отталкивались от Ключевского, критикуя, споря или уточняя его, как историки XIX века отталкивались от Карамзина.

Собственно говоря, у Ключевского было все, что требовалось марксистам:

первичность экономики и вторичность политики, классовая структура общества, последовательное выведение причин событий и явлений из внутренней логики развития общества, а не из внешних факторов, признание незначительности «шумихи государственных мероприятий», — только у Ключевского, как немарксиста, все это было «неправильно» интерпретировано.

Соловьева советская власть больше привечала: тот факт, что он всецело принадлежал XIX веку, позволял безбоязненно провозглашать его, «буржуазного» историка, «прогрессивным». Ключевский уже был старшим современником Ленина, и его приходилось считать «реакционным».

Мышление Соловьева было всецело научным, синтетическим: во всех исторических событиях и явлениях он видел процессы. Ключевский недаром писал, помимо исторических исследований, рассказы и даже стихи (то и другое — преимущественно в сатирическом жанре) — он обладал мышлением художническим. Если в изложении Соловьева отдельные исторические личности представали не более чем функциями, «узлами» тех самых процессов; то Ключевский, оставаясь на той же строго научной почве, возродил карамзинскую традицию живых исторических портретов. Он вернул в историческую науку психологизм — не в сентиментальном карамзинском духе, с разделением на героев и злодеев, а скорее в духе литературной «натуральной школы», для которой индивидуальные характеры были произведением и отражением своего времени и своей общественной среды. Для Соловьева опричнина Ивана Грозного — это не более чем очередной этап борьбы государственного быта с родовым, петровские преобразования — неизбежный результат развития русского общества в XVII веке. Ключевский же, признавая за этими явлениями то же общеисторическое значение, уделяет особое внимание образу действий государей, видя в нем и проявление их личных темпераментов, и наглядные иллюстрации господствующих нравов и понятий соответствующих эпох.

Ярчайший образчик этого «научно-художественного», «докудраматического» метода Ключевского — полушуточное исследование «Евгений Онегин и его предки», с которым он выступил в Обществе любителей российской словесности в 1887 году, по случаю 50-летия смерти Пушкина. Вымышленная «реконструкция» родословной вымышленного героя в виде галереи исторических портретов его «предков»: «какого-нибудь Нелюб-Незлобина, сына такого-то», неграмотного провинциального дворянина второй половины XVII века; «меланхолического комиссара» петровской эпохи, ученого «по латиням» и заведующего снабжением солдат сапогами; по-заграничному образованного «навигатора», пытаного при Анне Иоанновне в застенках за «неосторожное слово про Бирона»; бравого екатерининского гвардейца, поверхностно увлеченного идеалами Просвещения и закончившего свою жизнь в русской глуши «вечно пасмурным брюзгой» с парижскими манерами — эта «реконструкция» Ключевского — это, сути, краткий очерк истории определенного социального слоя и тех «детских травм», которые сделали этот слой таким, каким он стал. Это и фельетон в духе раннего Чехова (тот в 1887 году как раз расцветал), и достойный поклон величественной тени Пушкина, и блистательное научно-популярное произведение.

У русской историографии, как и у русской литературы, был свой Серебряный век. Ключевский не был его активным деятелем, но сыграл в нем огромную роль: многие крупнейшие ученые Серебряного века, в том числе Павел Милюков и Алексей Шахматов, были его учениками.

Василий Ключевский (1841-1911 гг.) - крупнейший и один из самых видных российских историков второй половины XIX века. Его по праву считают основателем буржуазного экономизма в отечественной историографии, поскольку он первый обратил самое пристальное внимание на изучение народной жизни и экономические основы общественного быта.

Некоторые сведения о юности историка

Ключевский Василий Осипович, краткая биография которого представлена в настоящем разделе, родился в 1841 году в Он был сыном сельского священника. Его оба деда и прадеда также были священнослужителями. Поэтому церковное учение оказало на него большое влияние. Интерес к православной истории исследователь сохранил на всю жизнь: его первая диссертация была посвящена житиям святых, а в своих знаменитых курсах по русской истории он неизменно обращался к духовному развитию народа и роли православия в прошлом страны.

Василий Ключевский учился в пензенском приходском училище и пензенской семинарии, однако решил посвятить себя светской науке истории. Его привлекал историко-филологический факультет Московского университета, который был центром общественно-политической жизни в рассматриваемое время. Однако церковное образование оказало на него большое влияние. Сам историк признавался, что изучение схоластики развило в нем умение логически мыслить.

Годы учебы и первые исследования

Ключевский Василий Осипович, краткая биография которого продолжена в настоящем разделе, четыре года проучился в Московском университете. Это время стало определяющим в выборе его профессии и тематики исследований. Большое влияние на него оказали лекции историка Ф. Буслаева. Тогда же будущий ученый очень сильно заинтересовался народной культурой, фольклором, поговорками, пословицами.

Василий Ключевский решил посвятить себя изучению основ народной жизни, как он выражался. Его первая диссертация была посвящена тщательному изучению агиографической литературы. До него никто из отечественных историков не занимался так подробно данной тематикой. Другое крупное исследование посвящено изучению состава Василий Ключевский очень тщательно проанализировал те социальные слои, которые входили в этот совещательный орган при российских князьях и царях. Его работа открыла новые подходы в историографии при изучении социальной структуры общества. Его методология включала подробнейший анализ всех проявлений жизни и быта простого народа, что было особенно актуально для России во второй половине XIX века после отмены крепостного права.

Работы по истории

Василий Ключевский, биография которого была вкратце представлена в предыдущих разделах, известен как автор знаменитого курса лекций, которые он читал на протяжении нескольких десятилетий. Будучи прекрасным оратором, он великолепно владел литературным языком, который делал его выступления особенно яркими и выразительными. Благодаря метким и остроумным замечаниями и заключениям, которыми он сопровождал свои научные рассуждения, его лекции приобрели особенную популярность. Василий Ключевский, история России которого стала настоящим эталоном не только для его учеников, но и для многих других отечественных ученых, также прославился как вдумчивый наблюдатель над бытом русского народа. До него исследователи, как правило, обращали внимание на политические события и факты, поэтому его работы без преувеличения можно назвать настоящим прорывом в историографии.

Язык ученого

Особенностью лексики Ключевского является выразительность, меткость и яркость высказываний. Исследователь умел очень четко выразить свои мысли по поводу самых разных проблем современности и прошлого. Например, ему принадлежит следующее высказывание о реформах первого российского императора: «От большой стройки всегда остается много сора, и в торопливой работе Петра пропадало много добра». Историк часто прибегал к подобного рода сравнениям и метафорам, которые, отличаясь остроумием, тем не менее, очень хорошо передавали его мысли.

Интересно его высказывание о Екатерине II, которую он называл «последней случайностью на русском престоле». Ученый довольно часто прибегал к подобным сравнениям, которые позволяли лучше усвоить пройденный материал. Многие выражение Ключевского стали своего рода поговорками в отечественной историографии. Нередко на его фразы ссылаются для того, чтобы придать выразительности рассуждениям. Многие его слова стали афоризмами. Так, высказывание «В России центр на периферии» почти сразу ушло в народ: его нередко можно встретить в прессе, на симпозиумах, конференциях.

Ученый об истории и жизни

Мысли Ключевского отличаются оригинальностью и своеобразием. Так, он на свой лад переделал знаменитую латинскую поговорку о том, что история учит жизни: «История ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков». Меткость, четкость и яркость языка принесли ученому не только всероссийскую, но и мировую славу: многие иностранные исследователи, изучая историю России, ссылаются именно на его труды. Представляют интерес и те афоризмы историка, в которых он выражал свое отношение не только к истории, но и к общефилософским проблемам вообще: «Жизнь не в том, чтобы жить, а в том, чтобы чувствовать, что живешь».

Некоторые факты из биографии

В заключение следует обозначить несколько интересных моментов из жизни этого выдающегося исследователя. Будущий исследователь научился читать в четыре года и с самого раннего детства проявил удивительную способность к учебе. В то же время он боролся с заиканием и в результате больших усилий сумел преодолеть этот порок и стать блестящим оратором. Он принимал участие в знаменитых Петергофских совещаниях по составлению проекта думы, а также баллотировался в качестве депутата от однако не прошел. Итак, Ключевский Василий Осипович, биография и творчество которого стали предметом настоящего исследования, является одним из ведущих отечественных специалистов по изучению российской истории.

История смотрит не на человека, а на общество.
В.О. Ключевский.

Говорят, что лицо - зеркало души, но душа проявляет себя не только во внешности. У человека, имеющего отношение к науке, душа в его научных трудах, а если такой человек ещё и блестящий оратор, душа его раскрывается в умении донести свою мысль людям.

Василию Осиповичу Ключевскому (28 января 1841 года - 25 мая 1911 года) исполнилось 175 лет. Родился он в царствование Николая I, а умер при Николае II. Это целая эпоха российской истории с крутыми переменами и потрясениями в экономической, политической и общественной жизни. Ключевский уже читал лекции по русской истории в Московской духовной академии и в Московском университете, когда народовольцы убили императора Александра II Освободителя (отменил крепостное право, провёл ряд реформ, существенно изменивших уклад жизни российского общества, при нём Россия одержала победу в русско-турецкой войне). На трон взошёл «тяжелый на подъем царь» (слова Ключевского - В.Т. ) Александр III. Россия уже не вела войн, заключив русско-французский союз, стала могущественной европейской державой. Экономика развивалась быстрыми темпами. Началось строительство Транссибирской железной дороги. Но вот социально-политическая жизнь в стране оставляла желать лучшего. После Манифеста о незыблемости самодержавия либеральные реформы стали сворачиваться.

О времени, когда на российском троне сидели Романовы, Ключевский сказал: «По мере расширения территории вместе с ростом внешней силы народа все более стеснялась его внутренняя свобода». И сделал вывод: «Государство пухло, а народ хирел». Это «пухло-хирел» создавало образ нездорового государства и не сулило ничего хорошего российской империи. Ключевский, далёкий от марксистских идей, оказался проницательным человеком. «Хилость» жизни провоцировала недовольство народа. Вся внутриполитическая жизнь страны во второй половине XΙX века прошла под знаменем революционной пропаганды. «Реформаторы 60-х годов очень любили свои идеалы, но не знали психологии своего времени, и потому их дух не сошелся с душой времени». Замечательные слова! В это время родилось поколение нигилистов, резко относившихся ко всем переменам. После серии неудачных покушений они убили Александра II и пытались убить Александра III. За покушение на него был повешен Александр Ульянов, брат Владимира Ленина. Нигилисты - будущие большевики, раздули в стране революцию 1905 года, а в 1917 году сумели развалить большую Российскую империю. Вот и «допухлась» страна.

После окончания историко-филологического факультета Московского университета В.О. Ключевский при содействии С.М. Соловьёва (1820-1879) остался на кафедре русской истории. А когда Соловьёв умер, выдвинулся в число ведущих московских историков. На лекциях профессора Ключевского негде было упасть яблоку. Студенты заранее занимали места и старательно всё записывали, ведь каждая его лекция была кладезем родной русской истории. А читал он мастерски, нередко приправляя свои научные выкладки острым словцом.

«Читал он всегда сидя, часто опустивши глаза к кафедре, по временам вздрагивающая прядь волос свешивалась на лоб. Тихая и плавная речь прерывалась едва заметными паузами, которые, как нельзя кстати, подчеркивали глубину высказанной мысли». Такое свидетельство оставил один из его слушателей в Александровском военном училище. А говорил Ключевский негромко с паузами потому, что в детстве испытал сильное потрясение. После трагической смерти своего отца, сельского священника, стал сильно заикаться. И только упорная работа над произношением позволила ему справиться с этой бедой. Но полностью избавиться от заикания так и не смог.

«Мудрено пишут только о том, чего не понимают», - говаривал Ключевский. Его лекции понимал даже далекий от истории человек. Известный юрист А.Ф. Кони вспоминал о «неподражаемой ясности и краткости» Ключевского. О его умении завораживать слушателей вспоминал Фёдор Шаляпин. «Идет рядом со мною старичок, подстриженный в кружало, в очках, за которыми блестят узенькие мудрые глазки, с маленькой седой бородкой,.. вкрадчивым голосом, с тонкой усмешкой на лице передает мне, точно очевидец событий, диалоги между Шуйским и Годуновым... Когда я слышал из его уст Шуйского, мне думалось: «Как жаль, что Василий Осипович не поет и не может сыграть со мною князя Василия!».

В Ключевском удачно сочетался талант преподавателя и литератора. Как-то он сказал: «Тайна искусства писать - уметь быть первым читателем своего сочинения». И он долго и скрупулезно работал над словом. Ему принадлежит серия набросков и портретов русских историков и писателей: В.Н. Татищева, Н.М. Карамзина, Т.Н. Грановского, С.М. Соловьёва, А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, М.Ю. Лермонтова, И.С. Аксакова, А.П. Чехова Л.Н. Толстого и многих других. В статье «Евгений Онегин и его предки», давая характеристику времени, когда жил пушкинский герой, историк проницательно заметил: «Это была полная нравственная растерянность, выражавшаяся в одном правиле: ничего сделать нельзя и не нужно делать. Поэтическим олицетворением этой растерянности и явился Евгений Онегин».

«Учитель - что проповедник: можно слово в слово записать проповедь, даже урок; читатель прочтет записанное, но проповеди и урока не услышит», - так оценивал преподавательскую деятельность Ключевский. Сегодня мы не услышим его голос и манеру произношения, показывающую отношение к сказанному, но можем прочитать его «Курс русской истории». В наши дни он нисколько не потерял своего значения. Свою речь профессор нередко пересыпал остроумными фразами, которые мгновенно запоминались, становились крылатыми: «Я потому и глуп, что мой организм слишком умно организован; Как ей не быть умной, возясь всю жизнь с такими дураками; Металл оттачивается оселками, а ум ослами». На поздравления в связи с новой должностью проректора Московского университета он ответил: «Если начальство посадит тебя на сковородку с раскаленными угольями, не думай, что ты получил казенную квартиру с отоплением». А разве потерял свой смысл такой его афоризм: «Что такое диссертация? Труд, имеющий двух оппонентов и ни одного читателя»? Проезжая мимо деревень, в которых было много одиноких женщин с детьми, он кратко сказал: «Творения святых отцов». А деревеньки-то эти окружали Троице-Сергиеву лавру.

Ключевский был учёным-историком большой эрудиции, его научные интересы касались историографии и философии истории, дисциплин, смежных с исторической наукой. Он и географ (отлично знает климатические особенности природы России). И фольклорист (хорошо разбирается в фольклоре русского народа и его соседей, с которыми русский человек жил обок долгие века). И лингвист (со знанием дела говорит о русских говорах). И отличный психолог (когда говорит о факторах, повлиявших на формирование характера русского народа). В 17-й лекции «Курса русской истории» заключительный раздел «Психология великоросса». Есть здесь такое, может, и спорное замечание: «Он (русский человек - В.Т. ) принадлежит к тому типу умных людей, которые глупеют от признания своего ума».

* * *

Какой исторический путь России, куда она движется? Эти вопрос волновал профессора русской истории Московского университета В.О. Ключевского. Русский интеллигент (хотя к этому слову он относился критически, об этом его статья «Об интеллигенции»), он придерживался либеральных взглядов, ратовал за просвещение и широкие преобразования в обществе. Никаких революционных потрясений! Но как историк, посвятивший изучению государственного устройства России не один свой научный труд, он понимал, что далеко не всё ладно в российском доме. В его дневнике можно прочитать: «Тоскливо, грустно отзываются во мне звуки жизни. Сколько в них негармоничного, жестокого!».

М.В. Нечкина (1901-1985) в монографии «Василий Осипович Ключевский. История жизни и творчества», оценивая научную деятельность Ключевского как марксист-ленинец, рассматривала его как буржуазного историка и политического идеалиста, мечтавшего о справедливом переустройстве общества.

Ключевский был сторонником государственной школы в российской историографии. Школу связывают с именами К.Д. Кавeлина, С.М. Соловьёва, Б.Н. Чичерина. Именно они выработали научную систему взглядов на ход русской истории и на роль государства в историческом процессе. Принадлежа к «западному» течению русской философской мысли, они считали русский народ европейским. В своем развитии он должен не только догнать, но и перегнать Европу.

По Ключевскому славяне уже в начальный период своей истории стали единым русским народом и смогли создать своё государство. Однако в Древней (Киевской) Руси славяне вряд ли были единой народностью. Русь была страной городов, где каждый город стоял на страже своих интересов. Летописи повествуют о непрерывных княжеских междоусобицах на протяжении всей древнерусской истории. Внутренние княжеские разногласия (а народ в каждом княжестве стоял за своего князя!) привели, в конечном итоге, к ослаблению и краху государственности Южной Руси. В этот период можно говорить только об относительном единстве славянских племен, называвших себя «русью». Русичами называл их автор «Слова о полку Игореве». Только благодаря таким волевым личностям, как князь Владимир Ι Креститель и его сын Ярослав Мудрый, Русь стала сильным государством, с которым считались все королевские дворы Европы. Эту традицию продолжил Владимир Мономах и его старший сын Мстислав. После смерти Мстислава Южная Русь медленно шла к своему краху. Нашествие монголов пресекло древнерусскую государственность. Крайне пёстрая по своему племенному составу, а потому неустойчивая, древнерусская народность распалась.

Ключевский считал, что основная цель государства - общее благо для своего народа. Однако «частный интерес по природе своей наклонен противодействовать общему благу. Между тем человеческое общежитие строится взаимодействием обоих вечно борющихся начал... В отличие от государственного порядка, основанного на власти и повиновении, экономическая жизнь есть область личной свободы и личной инициативы как выражения свободной воли». Противоречия между личной свободой и интересами государства создают сложную коллизию, когда сталкиваются разные взгляды, интересы, стремления. От их успешного разрешения зависит народное благо. Так кратко можно характеризовать взгляды Ключевский на происхождение и роль государства в жизни русских людей.

Взгляды эти, тут можно согласиться с М.В. Нечкиной, во многом идеалистичны. Внешние и внутренние функции московского княжества, а затем российского государства, совершенно не совпадали с интересами населения. В условиях золотоордынского ига русские князья кровью своих подданных возрождали русскую государственность. Об этом времени небезызвестный Карл Макс сказал: «Изумленная Европа, в начале правления Ивана (московский князь Иван ΙΙΙ (1440-1505) - В.Т. ) едва знавшая о существовании Московии, стиснутой между татарами и литовцами, была ошеломлена внезапным появлением на ее восточных границах огромной империи». А потом уже русские цари, начиная с Ивана ΙV Грозного, в тяжелейшей борьбе с внешним врагом отстаивали суверенитет этой «огромной империи», неустанно расширяющейся в последующие века.

Претендовали на русские земли Литва. Польша, Швеция, Франция. Шли непрерывные войны с Крымским ханством и Турцией. Вопрос об общем народном благе поневоле уходил в тень. Как говорится: не до жиру, быть бы живу. Потому этот вопрос всегда становился чисто политическим: быть русскому государству или нет. На Куликовом поле русский народ явил свою великорусскую гордость, но до единства ему было ещё далеко. В Смутное время, когда прервалась династия Рюриковичей, а Польша пыталась посадить на московский престол королевича Владислава, русский народ, сплотившись, изгнал из Москвы поляков и возвёл на трон Михаила Фёдоровича Романова. Россией стала править новая царская династия. Общая историческая память, язык и культура объединили народ в борьбе с польскими интервентами. Только с этого времени можно говорить о едином великорусском народе. А вот малорусский народ (украинцы), как ни напрягал свои силы, долгие века оставался без своего государства.

Деятельность Ключевского пришлась на вторую половину XΙX века, когда после реформ Александра ΙΙ экономика России пошла на подъём. В результате финансовой реформы (1897-1899) вошёл в обращение золотой рубль, по содержанию золота он был только в два раза «легче» доллара (интересно сравнить с нашим временем). Мысли о всеобщем благе в это время уже не выглядели утопией. Идеи французской революции «Свобода, равенство, братство» бродили в умах просвещённых людей. И вот, казалось, настало их время в России. Ключевский (одно время читал в Московском университете курс истории французской революции 1789 года) увлёкся политикой и вступил в Конституционно-демократическую партию (кадетов), декларирующую себя как внеклассовую и реформистскую. Но известности на этом поприще не снискал.

* * *

Главным фактором русской истории Ключевский считал колонизацию. В ней он выделил четыре периода. Эта периодизация не потеряла своего значения в наши дни, когда после распада СССР в независимой Украине принялись создавать свою историю и стали отрицать общие славянские корни украинцев и русских. Во второй период русской истории (XΙΙΙ век - начало XV века) в силу ряда неблагоприятных причин начался отток русского населения со среднего течения Днепра на северо-восток Среднерусской возвышенности, заселённой преимущественно финскими племенами. И вот тут лежит ключ к пониманию процессов, приведших, в конечном итоге, к разделению русского народа на русских и украинцев.

В глухой труднодоступный угол пришлые русские принесли свои обычаи, законы и христианскую веру. Здесь возводили по рекам свои города (Ключевский в топониме Москва слышит финское «Va» - «вода»), постепенно смешиваясь с финским населением, перенимая некоторые их обычаи. Так формировалась великорусская народность. В крови современного русского течёт толика финской крови. Этот факт, подробно описанный Ключевским, служит украинским националистам доказательством, что украинцы и русские, совсем разные народы. Якобы нынешние русские украли у украинцев их родовое самоназвание (этноним) Русь. Иначе, как сознательным искажением исторических фактов, это не назовёшь. Умышленное насаждение простым украинцам мысли, что украинский и русский народ не имеют общих исторических корней, служит отчуждению двух братских славянских народов. Сеет между ними рознь. Кому выгодно? - можно повторить вслед за древними римлянами.

В Восточной Европе происходили процессы, значительно позже затронувшие Западную Европу, когда Христофор Колумб открыл Америку. Это позволило деятельному, не лишенному авантюрной жилки, населению Западной Европы колонизовать Новый Свет и создать свою цивилизацию. На Среднерусской возвышенности эти процессы проходили ещё задолго до открытия Америки. Ключевский, оценивая эти процессы, говорил о разрыве древнерусской народности. «Главная масса русского народа, отступив перед непосильными внешними опасностями с днепровского юго-запада к Оке и верхней Волге, там собрала свои разбитые силы, окрепла в лесах центральной России, спасла свою народность и, вооружив её силой сплочённого государства, опять пришла на днепровский юго-запад, чтобы спасти остававшуюся там слабейшую часть русского народа от чужеземного ига и влияния».

«Быть соседями не значит быть близкими», - сказал Ключевский. Украинцы и русские, действительно, разные по своему менталитету. По многим историческим причинам. Но вот корни у них одни, лежат они в истории Киевской Руси. Это нужно знать, а не оголтело кричать, что мы никогда не были братьями. Никогда ими мы уже и не будем, история пишется один раз и сразу набело. А вот корни свои помнить нужно.

Конечно, историческая наука не стоит на месте. За столетие после смерти Ключевского археологами обнаружены новые артефакты, в научный оборот введены многие ранее не известные документы. Они раздвигают наши познания о русской истории с древнейших времён, дополняют сказанное Ключевским в «Курсе русской истории». Однако новейшие открытия, введенные в арсенал исторической науки, ни в коем случае не умаляют научные труды известного московского историка. Они и сейчас не потеряли своей актуальности.

* * *

Многогранно талантливый человек Василий Осипович писал стихи и прозу. Рассказ «Письмо француженки» о России. Ключевский и здесь остался историком, который предвидел великую и трагическую историю России, предвидел приход её неудачных мессий.

«Во-первых, не знаю почему, но мне чуется в этой стране присутствие громадных, еще не тронутых сил, о которых еще нельзя сказать, какое примут они направление, когда тронутся из своего бездействия: пойдут ли они на созидание счастья человеческого рода, или на разрушение того скудного блага, которым они располагают... Мне думается, что это будет страна неожиданностей, исторических сюрпризов... Здесь может случиться все, что угодно, кроме того, что нужно, может случиться великое, когда никто не ожидает, может и ничего не случиться, когда все ждут великого. Да, эту страну трудно изучать и еще труднее управлять ею... Я право, не знаю, что будет с этой страной. В ней, быть может, явятся великие истории; но она едва ли будет иметь удачных пророков...».

И ещё из этого же рассказа. «Можно и должно заимствовать изобретенный другим легчайший способ вязать чулки; но нельзя и стыдно перенимать чужой образ жизни, строй чувства и порядок отношений. Каждый порядочный народ все это должен иметь свое, как у каждого порядочного человека должна быть своя голова и своя жена».

Похоронен профессор русской истории Василий Осипович Ключевский в Москве на кладбище Донского монастыря.

Реферат на тему: "Ключевский Василий Осипович"

Введение

7. Цитаты Василия Осиповича

Заключение

Список используемой литературы

Введение

В наше время очень актуальны вопросы, касающиеся истории России. И в связи с этим многие стремятся изучить деятельность знаменитых русских историков, чтобы понять особенности развития своего государства и обратить внимание на великих людей того времени. XIX век был полон реформаторской деятельности и социальных изменений. В этот век роста и становления российской интеллигенции очень актуальны были вопросы различных наук. История была одной из основополагающих наук государства российского. В данный век было множество ученых историков. Но одним из известнейших историков Василий Осипович Ключевский.

Его блестящий ум, научная деятельность и редкий дар красноречия не только создали славу о нём, как о знаменитом историке, но и дали прекрасный пример умения выступать перед аудиторией, а точнее быть оратором. В данном случае человеком, который умел не только захватить внимание аудитории силой научного анализа, но и убедить своих слушателей в чём-либо. Ключевский производил впечатление оригинального лектора.

Важно отметить, что у Василия Осиповича есть прекрасные цитаты, которые в некотором роде отражают жизнь и её смысл. В моём реферате будут отмечены несколько из его цитат, говорящих о людях, об истории нашего государства, а также о другом не менее интересном.

1. Детство, юность, образование

Ключевский Василий Осипович - знаменитый историк. Родился 16 января 1841 года в селе Воскресенском (под Пензой) в семье бедного приходского священника Пензенской епархии. Первым его учителем был отец, который трагически погиб в августе 1850 года. Семья вынуждена была перебраться в Пензу. Из сострадания к неимущей вдове один из друзей мужа отдал ей для проживания маленький домик. "Был ли кто беднее нас с тобой в то время, когда остались мы сиротами на руках матери", – писал впоследствии Ключевский сестре, вспоминая голодные годы детства и отрочества. В Пензе Ключевский учился в приходском духовном училище, затем в духовном уездном училище и в духовной семинарии. Уже на школьной скамье Ключевский хорошо знал труды многих ученых-историков. Чтобы иметь возможность посвятить себя науке (начальство прочило ему карьеру священнослужителя и поступление в духовную академию), он на последнем курсе намеренно бросил семинарию и в течение года самостоятельно готовился к вступительным экзаменам в университет.

В 1861 г., преодолев трудные материальные обстоятельства, поступил на историко-филологический факультет Московского университета, где его учителями становятся Н. М. Леонтьев, Ф. М. Буслаев, Н.С.Тихонравов, Г.А.Иванов, К.Н. Победоносцев, Б.Н.Чичерин и в особенности С. М. Соловьев. Под влиянием особенно двух последних ученых определились и собственные научные интересы Ключевского. В лекциях Чичерина его пленяла стройность и цельность научных построений. А Соловьев, по собственным словам Василия Осиповича, "давал слушателю удивительно цельный, стройной нитью проведенный сквозь цепь обобщенных фактов, взгляд на ход русской истории, а известно какое наслаждение для молодого ума, начинающего научное изучение, чувствовать себя в обладании цельным взглядом на научный предмет".

2. Начало деятельности историка

Время обучения для Ключевского совпало с крупнейшим событием в жизни страны – буржуазными реформами начала 1860-х годов. Он был противником крайних мер правительства, но не одобрял и политических выступлений студенчества. Предметом выпускного сочинения в университете Сказания иностранцев о Московском государстве в 1866 году Ключевский избрал изучение около 40 сказаний и записок иностранцев о Руси 15–17 вв. За сочинение выпускник был награжден золотой медалью и оставлен при кафедре "для приготовления к профессорскому званию". Оставленный при университете, Ключевский выбрал для специального научного исследования обширный рукописный материал житий древнерусских святых, в котором надеялся найти "самый обильный и свежий источник для изучения участия монастырей в колонизации Северо-Восточной Руси". Упорный труд над колоссальным, рассеянным по многим книгохранилищам, рукописным материалом не оправдал первоначальных надежд Ключевского. Результатом этого труда была магистерская диссертация: "Древнерусские жития святых как исторический источник" (Москва, 1871 год), посвященная формальной стороне житийной литературы, ее источников, образцов, приемов и форм. Тема была указана Соловьевым, который, вероятно, рассчитывал использовать светские и духовные знания начинающего ученого для изучения вопроса об участии монастырей в колонизации русских земель. Ключевский проделал титанический труд по изучению не менее пяти тысяч житийных списков. Мастерское, истинно научное исследование одного из крупнейших источников нашей древней церковной истории выдержано в духе того строго-критического направления, которое в церковно-исторической науке середины прошлого столетия далеко еще не было господствующим.

После защиты магистерской диссертации Ключевский получил право преподавать в высших учебных заведениях. Читал курс всеобщей истории в Александровском военном училище, курс русской истории в Московской духовной академии, на Высших женских курсах, в Училище живописи, ваяния и зодчества.

3. Преподавательская деятельность

Для самого автора пристальное изучение житийной литературы имело и то значение, что из нее он извлек много блещущих, как алмаз, крупиц живого исторического изображения, которыми Ключевский с неподражаемым искусством воспользовался в характеристиках разных сторон древнерусской жизни. Занятия магистерской диссертацией вовлекли Ключевского в круг разнообразных тем по истории церкви и русской религиозной мысли, и на эти темы появился ряд самостоятельных статей и рецензий; из них наиболее крупные: "Хозяйственная деятельность Соловецкого монастыря" 1866–1867 гг., "Псковские споры", "Содействие церкви успехам русского гражданского порядка и права", "Значение преподобного Сергия Радонежского для русского народа и государства", "Западное влияние и церковный раскол в России ХVII века". В 1871 г. Ключевский был избран на кафедру русской истории в Московской духовной академии, которую занимал до 1906 г.; в следующем году начал преподавать в Александровском военном училище и на высших женских курсах. С 1879 преподавал в Московском университете, где заменил на кафедре русской истории скончавшегося Соловьева.

Преподавательская деятельность принесла Ключевскому заслуженную славу. Одаренный способностями образного проникновения в прошлое, мастер художественного слова, известный острослов и автор многочисленных эпиграмм и афоризмов, в своих выступлениях ученый умело выстраивал целые галереи портретов исторических деятелей, надолго запоминавшихся слушателям. В 1882 г. его избрали экстраординарным, а в 1885 г. - ординарным профессором. В 1893 - 1895 годах, по поручению императора Александра III, он читал курс русской истории великому князю Георгию Александровичу. В Абас-Тумане с 1900 по 1911 г. преподавал в училище живописи, ваяния и зодчества. В 1893 - 1905 годах был председателем Общества Истории и Древностей при Московском университете. В 1901 г. был избран ординарным академиком, в 1908 г. - почетным академиком разряда изящной словесности Академии Наук; в 1905 г. участвовал в комиссии о печати под председательством Д. Ф. Кобеко и в особом совещании (в Петергофе) об основных законах; в 1906 г. избран членом государственного совета от Академии Наук и университетов, но отказался от этого звания. С первых же прочитанных им курсов за Ключевским утвердилась слава блестящего и оригинального лектора, захватывавшего внимание аудитории силой научного анализа, даром яркого и выпуклого изображения древнего быта и исторических деталей. Глубокая начитанность в первоисточниках давала обильный материал художественному таланту историка, любившему из подлинных выражений и образов источника создавать меткие, сжатые картины и характеристики.

В 1882 г. вышла отдельной книгой печатавшаяся сначала в "Русской Мысли" докторская диссертация Ключевского, знаменитая "Боярская Дума древней Руси". В этом своем центральном труде специальную тему о боярской думе, "маховом колесе" древнерусской администрации, Ключевский связал с важнейшими вопросами социально-экономической и политической истории Руси до конца XVII века, выразив, таким образом, то цельное и глубоко продуманное понимание этой истории, которое легло в основание его общего курса русской истории и специальных его исследований. Ряд капитальных вопросов древнерусской истории - образование городовых волостей вокруг торговых центров великого водного пути, происхождение и сущность удельного порядка в северо-восточной Руси, состав и политическая роль московского боярства, московское самодержавие, бюрократический механизм Московского государства XVI - XVII веков, - получил в "Боярской Думе" такое решение, которое отчасти стало общепризнанным, отчасти послужило необходимой основой разысканий последующих историков. Напечатанные затем в 1885 и 1886 годах в "Русской Мысли" статьи "Происхождение крепостного права в России" и "Подушная подать и отмена холопства в России" дали сильный и плодотворный толчок полемике о происхождении крестьянского прикрепления в древней Руси. Основная мысль Ключевского, что причин и оснований этого прикрепления надо искать не в указах московского правительства, а в сложной сети экономических отношений крестьянина-порядчика к землевладельцу, постепенно приближавшей положение крестьянства к холопству, встретила сочувствие и признание со стороны большинства последующих исследователей и резко отрицательное отношение со стороны В.И. Сергеевича и некоторых его последователей. Сам Ключевский в полемику, порожденную его статьями, не вмешивался. В связи с исследованием экономического положения московского крестьянства появилась его статья: "Русский рубль XVI - XVIII веков, в его отношении к нынешнему" ("Чтения московского общества истории и древностей", 1884 год). Статьями "О составе представительства на земских соборах древней Руси" ("Русская Мысль" 1890, 1891, 1892 годов), давшими совершенно новую постановку вопросу о происхождении земских соборов XVI века в связи с реформами Ивана Грозного, закончился цикл крупнейших исследований Ключевского по вопросам политического и социального строя древней Руси ("Опыты и исследования". Первый сборник статей. Москва, 1912 год). Талант и темперамент историка-художника направлял Ключевского и на темы из истории духовной жизни русского общества и его выдающихся представителей. К этой области относится ряд блестящих статей и речей о С.М. Соловьеве, Пушкине, Лермонтове, И. Н. Болтине, Н. И. Новикове, Фонвизине, Екатерине II, Петре Великом (они собраны во 2-м Сборнике статей Ключевского, "Очерки и речи", Москва, 1912 год).

5. Издание "Курса русской истории"

Наиболее известный научный труд Ключевского, получивший всемирное признание, – Курс русской истории в 5-ти частях. Ученый трудился над ним более трех десятилетий, но решился опубликовать его лишь в начале 1900-х годов. Как в монографических своих исследованиях, так и в "Курсе" Ключевский дает свое, строго субъективное понимание русского исторического процесса, совершенно устраняя обзор и критику литературы предмета, ни с кем не вступая в полемику. Подходя к изучению общего хода русской истории с точки зрения историка-социолога и находя общенаучный интерес этого изучения "местной истории" в раскрытии "явлений, обнаруживающих разностороннюю гибкость человеческого общества, его способность применяться к данным условиям", усматривая основное условие, направлявшее смену главных форм нашего общежития, в своеобразном отношении населения к природе страны, Ключевский выдвигает на первый план историю политического социально-экономического быта. Он оговаривается при этом, что полагает в основу курса факты политические и экономические по их чисто методологическому значению в историческом изучении, а не по их действительному значению в существе исторического процесса. "Умственный труд и нравственный подвиг всегда останутся лучшими строителями общества, самыми мощными двигателями человеческого развития". И на страницах "Курса" художественный талант Ключевского выразился в ряде блестящих характеристик исторических деятелей и в обрисовке идейной стороны многих исторических моментов, выступающих перед читателем во всей своей жизненной цельности. Основным фактором русской истории, вокруг которого разворачиваются события, Ключевский назвал колонизацию: "История России есть история страны, которая колонизируется. Область колонизации в ней расширялась вместе с государственной ее территорией. То падая, то поднимаясь, это вековое движение продолжается до наших дней". Исходя из этого, Ключевский разделил русскую историю на четыре периода. Первый период длится приблизительно с 8 до 13 в., когда русское население сосредоточивалось на среднем и верхнем Днепре с притоками. Русь была тогда политически разбита на обособленные города, в экономике господствовала внешняя торговля. В рамках второго периода (13 – середина 15 в.) главная масса населения передвинулась в междуречье верхней Волги и Оки. Страна по-прежнему была раздроблена, но уже не на города с прилагающими к ним областями, а на княжеские уделы. Основа экономики – вольный крестьянский земледельческий труд. Третий период продолжается с половины 15 в. до второго десятилетия 17 в., когда русское население колонизировало юго-восточные донские и средневолжские черноземы; в политике произошло государственное объединение Великороссии; в экономике начался процесс закрепощения крестьянства. Последний, четвертый период до середины 19 в. (более позднее время Курс не охватывал) – это время, когда "русский народ распространяется по всей равнине от морей Балтийского и Белого до Черного, до Кавказского хребта, Каспия и Урала". Образуется Российская империя во главе с самодержавием, опирающимся на военно-служилый класс – дворянство. В экономике к крепостному земледельческому труду присоединяется обрабатывающая фабрично-заводская промышленность.

Научная концепция Ключевского, при всем ее схематизме, отражала влияния общественной и научной мысли второй половины 19 в. Выделение природного фактора, значения географических условий для исторического развития народа отвечало требованиям позитивистской философии. Признание важности вопросов экономической и социальной истории до некоторой степени было родственно марксистским подходам к изучению прошлого. Но все же наиболее близки Ключевскому историки так называемой "государственной школы" – К.Д.Кавелин, С.М.Соловьев и Б.Н.Чичерин.

6. Последние работы русского историка

Из специальных курсов Ключевского напечатана уже по смерти его "История сословий в России" в 1913 году. Получил распространение в литографированном издании его курс "Терминология русской истории". Общество Истории и Древностей при Московском университете посвятило памяти Ключевского 1-ю книгу своих "Чтений" за 1914 г. Здесь напечатаны речи ближайших учеников и сотрудников Ключевского, материалы для биографии и полный список его трудов.

"В жизни ученого и писателя главные биографические факты – книги, важнейшие события – мысли", – писал Ключевский. Биография самого Ключевского редко выходит за рамки этих событий и фактов. Его политические выступления немногочисленны и характеризуют его как умеренного консерватора, избегавшего крайностей черносотенной реакции, сторонника просвещенного самодержавия и имперского величия России (неслучаен выбор Ключевского в качестве учителя всеобщей истории для великого князя Георгия Александровича, брата Николая II). Политической линии ученого отвечали и произнесенное в 1894 и вызвавшее возмущение революционного студенчества "Похвальное слово" Александру III, и настороженное отношение к Первой русской революции, и неудачная баллотировка весной 1906 года в ряды выборщиков в I Государственную думу по кадетскому списку.

1. Крепкие слова не могут быть сильными доказательствами.

2. Искусство - суррогат жизни, поэтому искусство любят те, кому не удалась жизнь.

3. Когда люди, желая ссоры, не ждут её, она и не последует; когда же они ждут её, не желая, она случится непременно.

4. Почему от священнослужителя требуют благочестия, когда врачу не вменяется в обязанность, леча других, самому быть здоровым?

5. Было бы сердце, а печали найдутся.

6. Кто смеется, тот не злится, потому что смеяться значит прощать.

7. Кто неспособен работать по 16 часов в сутки, тот не имел права родиться и должен быть устранен из жизни как узурпатор бытия.

8. Наше будущее тяжелее нашего прошлого и пустее настоящего.

9. Я слишком стар, чтобы стареть: стареют только молодые.

10. Адвокат - трупный червь: он живет чужой юридической смертью.

11. Люди ищут себя везде, только не в себе самих.

12. Государству служат худшие люди, а лучшие - только худшими своими свойствами.

13. Холера больше предупредила смертей, чем причинила их.

14. В театре мещане играют царей, а во дворцах цари - мещан.

Заключение

Творчество В.О. Ключевского представляет интерес не только как яркая страница истории отечественной исторической науки, но и как явление русской и мировой культуры.

Ключевский был убежден, что "человеческая личность, людское общество и природа страны... основные исторические силы". Жизнь человечества "в ее развитии и результатах" - суть исторического процесса. Познать этот процесс, - считал Ключевский, - возможно через историческую личность народа и человеческую личность. Смысл истории - в народном самосознании. Глубокое знание исторических источников и фольклора, владение мастерством исторического портрета, афористичный стиль сделали Ключевского одним из наиболее читаемых и чтимых историков конца XIX - нач. XX в.

Знаменитый "Курс русской истории" Василия Ключевского, который считается вершиной его творчества, замечателен не только как научный труд. Книга читается как художественное произведение благодаря особому, очень образному языку исторической прозы Ключевского. Задачей произведения автор считал не только изложение и осмысление исторических сведений, но и создание портрета нации, изучение исторической личности русского народа.

В своем "Курсе русской истории" Ключевский, в отличие от многих других историков, предшествующих и современников, дал историческую характеристику страны не по царствованиям великих князей и царей, а наметил периодизацию, исходя из главных моментов, определяющих, по его мнению, развитие исторического процесса: в его труде очень много интересного материала, свидетельствующего о роли экономического и политического фактора в развитии страны и все это в тесной связи с географическими, природными условиями существования, расселения и развития народа.

Творчество Ключевского и сегодня сохраняет большое значение и не только как свидетельство достижений русской исторической науки второй половины XIX - начала XX века, но и как богатейшее наследие, помогающее нам лучше понять историю России.

Литература

1. А.П. Шикман. Деятели отечественной истории. Биографический справочник.- М., 2001.

2. М.В. Нечкина. Василий Осипович Ключевский. - М., 1999.

3. Очерки истории исторической науки в СССР, т. 2--3,- М., 1960.

4. В. И. Астахов. В. О. Ключевский -- выдающийся представитель буржуазной историографии пореформенного периода, в кн.: Курс лекций по русской историографии, ч. 2, 1993

5. А. А. Зимин. Формирование исторических взглядов В. О. Ключевского в 60 - е гг. XIX в., в сборнике: Исторические записки, т. 69, М., 2002.

6. Р. А. Киреева. В. О. Ключевский как историк русской исторической науки. - М.,2003.

7. Э. Г. Чумаченко. В. О. Ключевский - источниковед, М.,2001.

Чтобы ответить на этот вопрос, давайте вместе почитаем последний раздел 73-й главы полного собрания его лекций по русской истории. Благо это не займет много времени — ведь историк посвятил Петру Третьему всего пару страниц.

Ключевский: Не оплакало ее (тетушку Елизавету — Е. П.) только одно лицо, потому что было не русское и не умело плакать: это — назначенный ею самой наследник престола — самое неприятное из всего неприятного, что оставила после себя императрица Елизавета.

Е.П.: Итак, НЕрусские плакать не умеют. Таким «серьезным» научным тезисом начинает профессор свой труд. Не менее научна и его характеристика исторического деятеля — ведь царь — это всегда исторический деятель, правда? — как «самое неприятное из всего неприятного». Вот, к примеру, про Гитлера и Сталина — весьма неприятных исторических персонажей — тома написаны, чтобы их «неприятность», и без того казалось бы очевидную, доказать с помощью фактов. А Ключевскому факты не нужны. Сказал — как отрезал!

Ключевский: Этот наследник, сын старшей Елизаветиной сестры, умершей вскоре после его рождения, герцог Голштинский, известен в нашей истории под именем Петра III. По странной игре случая в лице этого принца совершилось загробное примирение двух величайших соперников начала XVIII в. Петр III был сын дочери Петра I и внук сестры Карла XII. Вследствие этого владельцу маленького герцогства Голштинского грозила серьезная опасность стать наследником двух крупных престолов, шведского и русского.

Е.П.: То есть, «владельцы маленьких герцогств» априори не приспособлены к большим престолам? А как же, к примеру, Виндзоры? Ведь английский королевский дом принадлежит к той же Ольденбургской династии, что и Петр Третий — и ничего! Справились- таки с «серьезной опасностью» и успешно приспособились к крупному престолу!

К.: Сначала его готовили к первому и заставляли учить лютеранский катехизис, шведский язык и латинскую грамматику. Но Елизавета, вступив на русский престол и желая обеспечить его за линией своего отца, командировала майора Корфа с поручением во что бы ни стало взять ее племянника из Киля и доставить в Петербург. Здесь Голштинского герцога Карла-Петра-Ульриха преобразили в великого князя Петра Федоровича и заставили изучать русский язык и православный катехизис. Но природа не была к нему так благосклонна, как судьба: вероятный наследник двух чужих и больших престолов, он по своим способностям не годился и для своего собственного маленького трона. Он родился и рос хилым ребенком, скудно наделенным способностями. В чем не догадалась отказать неблагосклонная природа, то сумела отнять у него нелепая голштинская педагогия.

Е.П.: Про «нелепую» педагогику родины «Готторпского глобуса», Адама Олеариуса, и одного из старейших университетов мира я уже говорила в предыдущем посте. Что касается болезненности Петра, то об этом и самом деле сообщает Екатерина, которая знала Петра — своего троюродного кузена — еще с детства, Она пишет: «ungesundes Aussehen und schwächliche Konstitution», что в буквальном переводе с немецкого означает «нездоровый внешний вид и телесная слабость». Это вполне справедливое наблюдение подтверждается юношескими портретами Петра — он и в самом деле ни здоровьем, ни физической силой не отличался. Но в пассаже Ключевского эта «болезненность», подмеченная Екатериной, загадочным образом превратилась в слово «хилость», которое в русском языке обозначает чуть больше, чем одно только физическое нездоровье. От «хилости» как-то уж совсем неожиданно образовалась и «скудная наделённость способностями». В результате дальнейшей словесной эквилибристики у Ключевского получилось, что «хилость» и вообще препятствует развитию личности — интеллекта, кругозора, получению образования и т. д. Знал бы об этом «открытии» русского историка бедолага Эйнштейн, который тоже был человеком щупленьким и болезненным, да еще и скрипачом, как Петр — не стал бы и пытаться открывать свою теорию относительности! Здоровьем не вышел? Знай свое место, куды прёшь!

Ключевский: Рано став круглым сиротой, Петр в Голштинии получил никуда негодное воспитание под руководством невежественного придворного, который грубо обращался с ним, подвергал унизительным и вредным для здоровья наказаниям, даже сек принца.

Унижаемый и стесняемый во всем, он усвоил себе дурные вкусы и привычки, стал раздражителен, вздорен, упрям и фальшив, приобрел печальную наклонность лгать, с простодушным увлечением веруя в свои собственные вымыслы, а в России приучился еще напиваться.

Е.П.: Про «никуда негодное воспитание» мы уже говорили — не стану повторяться. А второй абзац давайте разбирать дословно.

Утверждение, что Петр в Киле был «унижаемый и стесняемый во всем» родилось под влиянием Екатерины. Она пишет: «он не любил никого из своих приближенных, потому что они его стесняли». В чем стесняли — не уточняется. Ключевский решил, что «во всем». Екатерина так же пробует себя в роли психолога: « Приближенные хотели выставить этого ребенка взрослым и с этой целью стесняли и держали его в принуждении, которое должно было вселить в нем фальшь, начиная с манеры держаться и кончая характером». Вот собственно и все, что сказала императрица по поводу его характера. Позже, правда. она указывает еще на его ребячливость. Ключевский на оснований этих весьма скромных заметок характеризует своего героя одним мощным мазком: у него были « дурные вкусы и привычки, стал раздражителен, вздорен, упрям и фальшив, приобрел печальную наклонность лгать»

Я вполне могу согласиться с тем, что подросток, ставший круглым сиротой в 11 лет, был раздражителен и упрям. Да и как не стать, когда такое в семье творилось: мать умерла сразу после рождения, отец умер когда ему было 11 лет, а опекуны — сами знаете, что это такое. Врагу не пожелаешь такого детства! Но можно узнать. о каких «дурных вкусах и привычках» идет речь? О вкусах на что — на еду, на одежду, на литературу, на людей? О привычках — каких конкретно? Ответа Ключевский не предлагает.

Но это пожалуй и все, что УТВЕРЖДАЕТ о Петре Екатерина. В остальном она очень осторожно говорит — я СЛЫШАЛА, как говорили про него то-то и то-то. Например, она СЛЫШАЛА, как говорили, будто юноша допивал остатки вина из бокалов гостей на семейном рауте в Ойтинском замке. Она не рискует напрямую сказать, что она ВИДЕЛА, как он это делал. Осторожность ее оправдана. Представим себе высочайшее собрание в герцогском замке по поводу первого выхода в свет наследника: герцоги, епископы, генералы, полно слуг, учителей, воспитателей — и вдруг этот наследник, жемчужина и надежда крупнейшей династии, на глазах у всех хватает чей-то грязный бокал и допивает остатки? Помилуйте! Да кто же такое позволит? А если бы что-нибудь подобное и произошло — то носило бы характер исключительный, и объяснять этот инцидент следует не «дурными вкусами и привычками», а, скорее, подростковым демаршем — учитывая вышеперечисленные тяжелые условия жизни данного подростка. Не понаслышке зная о строгости нравов в аристократических семьях Северной Европы, Екатерина соблюдает осторожность — ведь ей нужно, чтобы её словам поверили. А Ключевскому осторожность ни к чему: один крайне сомнительный, непроверенный и недоказанный эпизод в биографии — и историк уже сделал вывод о «дурных вкусах и привычках», как о стабильном свойстве личности Петра!

Далее историк утверждает, что был Петр «фальшив», «приобрел печальную наклонность лгать, с простодушным увлечением веруя в собственные вымыслы». Возникает закономерный вопрос: что именно, кому, при каких обстоятельствах солгал юноша Петр? Но Ключевский, по своему обычаю, никаких фактов в пользу своих утверждений не приводит. Похоже, что историк пришел к подобному выводу, основываясь на упоминаемом Екатериной рассказе Петра, как он вместе с отцом и другими аристократами изгоняли из герцогства цыган — незваных и по тем временах опасных пришельцев. Екатерина посчитала этот рассказ своего мужа выдумкой — и была неправа. Сие событие действительно имело место в жизни Петра, который с детства изучал военное дело и сопровождал отца во всех его военных предприятиях. Проверить правдивость сего рассказа Ключевский не мог — ведь для этого историку пришлось бы поехать в Гольштинию и там читать документы на старо-немецком языке. Любой честный историк, озабоченный поисками правды, в такой ситуации высказался бы по-другому: дескать, сохранилось упоминание о якобы имевшем месте таком-то происшествии, на основании которого и со слов такого-то можно предположить, что… — ну, и так далее. Кроме того, один эпизод никак нельзя считать наклонностью — согласитесь, что наклонность подразумевает многократно повторяющееся действие.

То же и о якобы имевшей место «привычке Петра напиваться»: никаких свидетельств о пристрастии Петра к алкоголю не существует. Есть лишь утверждение Екатерины, что в комнатах Петра постоянно собирались друзья, что оттуда до нее доносился шум веселья, и что Петр редко доживал до ужина трезвым. Но есть также и воспоминания Штелина, воспитателя Петра, который говорит, что молодой человек вообще не переносил алкоголя по состоянию здоровья и в его бокал вместо Токайского вина наливали схожий с этим вином по цвету желтоватый березовый сок. Также Штелин упоминает, что Петр любил разыгрывать за столом смешные сценки и пародировать выпивших гостей. Кому из этих двоих верить — озлобленной супруге с не вполне чистой совестью или старому безобидному профессору? Очевидно, что выбор должен быть сделан в пользу второго.

И выходит, что это не Петр, и даже не Екатерина, а сам Ключевский «приобрел печальную наклонность лгать, с простодушным увлечением веруя в свои собственные вымыслы»!

Ключевский: «Уже будучи женат, в России, — пишет Ключевский, — он не мог расстаться со своими любимыми куклами, за которыми его не раз заставали придворные посетители. Он не знал и не хотел знать русской армии, и так как для него были слишком велики настоящие, живые солдаты, то он велел наделать себе солдатиков восковых, свинцовых и деревянных и расставлял их в своем кабинете на столах с такими приспособлениями, что если дернуть за протянутые по столам шнурки, то раздавались звуки, которые казались Петру похожими на беглый ружейный огонь».

Дело в том, что Петр Федорович действительно «играл в куклы». Но куклы это были непростые. Екатерина, не понимая о чем говорит, называла этим словом миниатюрные макеты армий и вооружений, принадлежащие Петру. Вообще, изображения солдат, обмундирования, армейского вооружений имелись тогда в той или иной форме у каждого уважающего себя европейского аристократа. О чем Ключевский, конечно же, не знал, да и знать не мог — он предпочел не выезжать из России для учебы в европейских университетах, как делали все его коллеги, и представление об Европе имел самое отдаленное. Объяснял он это своим глубоком патриотизмом. На самом же деле, Ключевский, как свидетельствует его ученик Милюков, просто не знал ни одного европейского языка.

Коллекция «кукол» Петра, к сожалению, не сохранилась — точнее сказать, была уничтожена его убийцами. Но остались ее описания, из которых следует, что кроме резных и литых фигурок в коллекции были и механические — работы немецких мастеров. Изучая военное дело, он, как и все европейские правители — они же главные военно-командующие своих стран — собирал эту коллекцию много лет и с ее помощью разыгрывал в учебных целях версии сражений на специальном столе огромного размера. В коллекции Петра были армии разных стран, в том числе и русская. Он прекрасно знал о положении дел в русской армии. Знал и про жестокость по отношению к солдатам, и про голод, и про устаревшее вооружение, и про недостаток экипировки, про отсутствие профессиональной подготовки у командиров, громоздкость структур, отсутствие финансирования, не говоря уже о флоте, который не обновлялся в течении 50-лет. Именно его глубокой информированностью о состоянии армии объясняется его намерение провести армейские реформы. Петр, как известно, не успел осуществить намеченное — он лишь начал реструктуризацию подразделений и перераспределение финансирования. Продолжил реформу армии сын Петра император Павел.

Вполне понятно, что в глазах юной Екатерины все это выглядело бессмысленной детской забавой — солдатиков на столе расставлять и из игрушечных пушечек палить. Она ведь тогда не знала, что вскорости сама станет императрицей и её обязанностью, в том числе, будет знание своей армии и содержание её в готовности к военным действиям.

Совсем не понятно, что имеет ввиду историк Ключевский, говоря, что «для него были слишком велики настоящие, живые солдаты». У Петра была своя гвардия — русская и еще 1500 тысячи солдат и офицеров прибыли из Гольштейна. В Ораниенбауме рядом с домом, где он жил, были выстроены тренировочные крепости, находились склады оружия, конюшни. Там же располагались казармы. С настоящими, живыми солдатами, с которыми Петр регулярно проводил военные учения. Так кто кому был велик?

Но продолжим чтение.

Ключевский: Сосед Пруссии по наследственному владению, он увлекался военной славой и стратегическим гением Фридриха II.

Е.П.: Ключевский мировой истории не знал и знать не хотел. Он был не в курсе, что в те годы перед военной славой и стратегическим гением Фридриха преклонялся весь мир — и Европа, и Америка. Фридрих был героем своего времени, как впоследствии Наполеон. Екатерина также чрезвычайно уважала Фридриха и находилась с ним в постоянной переписке. Более того, именно Фридрих приложил все усилия для того, чтобы она, бедная принцесса, была выбрана в жены наследнику русского престола. В благодарность женщина должна была делать самую малость — немножко шпионить для старого друга. Ничего зазорного в отношении Петра Третьего к Фридриху нет и быть не может.

К.: Считая для себя образцом армию Фридриха II, Петр старался усвоить себе манеры и привычки прусского солдата, начал выкуривать непомерное количество табаку и выпивать непосильное множество бутылок пива, думая, что без этого нельзя стать «настоящим бравым офицером».

Е.П.: Действительно, у аристократов Северной Европы было принято жить по-казарменному. Петр следовал этой традиции, усвоенной еще в детстве, — ведь его с ранних лет готовили к военной деятельности. Он носил военную форму, имел разные виды оружия, руководил постройкой военных сооружений. Суровые походные условия, жизнь в казарме были ему отнюдь не в тягость. Только, что ж в этом плохого? Ведь в 17-м столетии войны в Европе практически не прекращались, и правители — как крупные так и поменьше — вынуждены были постоянно быть наготове выступить в военный поход. К этому же они приучали и своих сыновей. По поводу «манер и привычек прусского солдата» у меня возражений нет. Только не понятно, за что именно историк критикует нашего героя? В возрасте 16 лет Петр перенес тяжелейший плеврит, еле выжил, и всю жизнь мучился кашлем, но все равно — по уже упомянутой немецкой традиции - ночевал в холодных казармах вместе со своими солдатами, с ними ел их простую пищу. И, к сожалению, курил «непомерное количество табаку», хотя этого ему категорически не следовало делать. Штелин пытался образумить воспитанника, призывал его подумать о своем здоровье. Но Петр считал — и вполне справедливо — что правитель должен во всем разделять участь своих солдат. Все это характеризует Петра как хорошего правителя и серьезного военно-командующего. Очевидно, подобное соображение в голову историка не приходило. Как уже отмечалось, мировой историей он не интересовался и про войны в Европе мог и не знать.

К.: Он завел особую голштинскую гвардию из всякого международного сброда, но только не из русских своих подданных: то были большею частию сержанты и капралы прусской армии, «сволочь, — по выражению княгини Дашковой, — состоявшая из сыновей немецких сапожников».

Е.П.: Здесь Ключевский основывается на высказанной княгиней Дашковой в запальчивости характеристике тысячи человек из голштинской гвардии царя как «сволочи, состоявшей из сыновей немецких сапожников». И, по своей привычке преувеличивая, приходит к абсурдному утверждению, что гвардия состояла из «всякого международного сброда». Во-первых, о «международном» не может быть и речи: голштинская гвардия была переправлена из Киля в Петербург на кораблях по Балтийскому морю в своем оригинальном составе и никаких других национальностей, кроме немецкой, там не присутствовало. Во-вторых, каждому читателю очевидно, что «сыновья немецких сапожников» — это такая метафора. Дашкова конечно же понятия не имела, чьими сыновьями на самом деле являлись голштинские солдаты и офицеры, да она и не претендовала на фактическую точность. Во время своих исследований в сегодняшней Голштинии мне удалось разыскать потомков «сволочи» и заглянуть в их семейные архивы. И выяснилось, что один из офицеров, к примеру, был сыном пастора, другой — сыном ректора университета. Следов сыновей немецких сапожников обнаружить не удалось, хотя не исключено, что таковые в гвардии Петра тоже имелись. Но даже и без дополнительных розысков ясно, что благородная княгиня выразилась в переносном смысле. Удивляет лишь, как этого мог не понять профессор Ключевский? Нельзя не задаться вопросом, имеет ли право серьезный ученый-историк использовать подобное высказывание в качестве исторического факта и основывать на этом научный тезис?